Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына - Страница 15

IV

Спустя неделю после Варварина дня Ступицын вознамерился всем знакомым Катерины Архиповны сделать визиты. Многое породило в голове Антона Федотыча подобное желание: во-первых, ему хотелось еще раз показать почтеннейшей публике свой новый фрак; во-вторых, поговорить с некоротко знающими его лицами и высказать им некоторые свои душевные убеждения и, наконец, в-третьих, набежать где-нибудь на завтрак или на закуску с двумя сортами водки, с каким-нибудь канальским портвейном и накуриться табаку. Последняя причина едва ли была не главная, потому что заветный погребец его – увы! – давно уже был без содержания; наполнить же его не было никакой возможности: расчетливая Катерина Архиповна, сшив супругу новое платье, так как в старом невозможно уже было показать его добрым людям, поклялась пять лет не давать ему ни копейки и даже не покупала для него табаку. Решившись, на основании вышеупомянутых причин, делать визиты, Антон Федотыч имел в виду одно только не совсем приятное обстоятельство: он должен был ходить пешком, потому что Катерина Архиповна и на извозчика не давала денег. Это заставило Ступицына решиться посетить не вдруг всех, а делать визита по два или по три в день, рассказывая при этом случае, что ему доктор велел каждое утро ходить верст по пяти пешком. В первый день зашел он к статскому советнику Желюзову, но здесь его не приняли, и он направил стопы к Хозарову. Может быть, его и здесь не приняли бы, но он вошел вдруг и застал хозяина за туалетом.

– Боже мой, извините вы меня! – вскрикнул Хозаров, запахивая халат и стараясь прибрать туалетные принадлежности.

– Сделайте милость, не беспокойтесь, – возразил гость, – иначе я лишу себя приятного удовольствия побеседовать с вами и уйду.

– Как это возможно! – возразил, с своей стороны, хозяин. – Но все-таки мне очень совестно: я теперь живу на биваках; мое отделение переделывают; я сюда перешел на время, в этот сарай.

– Я этого не скажу, – говорил Ступицын, усаживаясь на ближайший к хозяину стул. – Комната мне нравится, очень веселенькая. Обоями нынче все больше оклеивают!

– Да, но это что за помещение!.. Семейство ваше как, в своем здоровье?

– Благодарю вас, слава богу. Мари что-то все хмурится. Позвольте мне попросить у вас трубки.

– Ах, сделайте милость! – вскрикнул хозяин и сам было бросился набивать гостю трубку; но тот, конечно, не допустил его и сам себе выбрал самую огромную трубку, старательно продул ее, наложил, закурил и сел, с целью вполне насладиться любимым, но не всегда доступным ему удовольствием.

– Бесподобный табак! – сказал он, втягивая дым.

– Очень рад, что вам нравится.

– Как, однако, свежо на дворе! – сказал гость, усладившись курением. – Я хожу ведь пешком: доктор велел; нельзя, знаете, без моциону, – такие уж лета; чего доброго, пожалуй, и удар хватит.

– Так на дворе, вы изволите говорить, холодно?

– Весьма свежо. Я так, знаете, прозяб, что даже и теперь не могу согреться.

– Не прикажете ли чаю, или кофе?

– Нет-с, благодарю покорно: то и другое мне строжайше запрещено доктором. Рюмку водки, если есть, позвольте!

– Ах, пожалуйста! – сказал хозяин и вышел, чтоб попросить у Татьяны Ивановны для гостя водки. Девица Замшева, услышав, что у Хозарова Антон Федотыч и желает выпить водки, тотчас захлопотала.

– Дайте водочки, почтеннейшая, да нет ли графинчика получше, да и закусить чего-нибудь – сыру или сельдей, и, знаете, подайте понаряднее: на поднос велите постлать салфетку и хлеб нарезать и разложить покрасивее.

– Знаю, Сергей Петрович, знаю. Уж не беспокойтесь. Велю подать водки, миног, сыру и колбасы; да не худо бы винца какого-нибудь?

– Очень хорошо и винца – рубля в полтора серебром бутылку, – отвечал Хозаров. – Ах вы, милейшая моя хозяюшка! – говорил он, трепля ее по плечу.

– То-то и есть, – отвечала Татьяна Ивановна, – дай вам бог другую нажить такую. Вот посмотрим, как-то вы отблагодарите меня, как женитесь.

– Тысячу рублей подарю вам, – отвечал Сергей Петрович.

– Хорошо, посмотрим, – отвечала хозяйка и побежала хлопотать о закуске.

Хозаров между тем возвратился к гостю, который закурил уже другую трубку и, развалясь на диване, пускал мастерские кольца.

– Извините меня, – сказал хозяин, – я захлопотался. Вот наша холостая жизнь: вообразите себе, двое у меня людей в горнице, и ни одного налицо нет, так что принужден был просить подать завтрак хозяйскую девушку.

– Это часто случается и у нас; у меня вот здесь немного людей, а в деревне их человек пятнадцать, а случается иногда, что даже по целому дню трубки некому приготовить.

В это время Марфа, одетая по распоряжению Татьяны Ивановны в новое ситцевое платье, принесла закуску, водку и вино.

– Прошу покорнейше, – сказал хозяин.

– А я вас прошу не беспокоиться: распоряжусь, – отвечал гость и залпом выпил рюмку водки, закусив миногою.

– Прекрасная закуска эти миноги! И кисловато и приятно, – сказал он, прожевав кусок. – Говорят, это маленькие змеи?

– Не знаю. Не прикажете ли винца?

– Нет, позвольте мне еще рюмку водки: все как-то не могу хорошенько согреться! Это штриттеровская?

– Нет, домашняя.

– Скажите, какая прекрасная, – заметил гость, закусывая сыром. – Теперь можно трубки покурить и винца потом выпить, – проговорил он и, закурив трубку, хотел было налить себе в рюмку.

– Не прикажете ли лучше в стакан? Это вино совестно пить рюмками, – сказал хозяин, желавший угостить гостя и заметив, что сей последний не не любит выпить.

– Не много ли будет стаканчиками? – сказал гость, выпив рюмку. – Вы сами не кушаете; надобно начинать ведь с хозяина.