Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына - Страница 28

– Прямо пригласите пуншем, – шепнула Хозарову Татьяна Ивановна, знавшая лучше его наклонности своих жильцов.

Хозаров сделал гримасу.

– Господа, прошу начинать с пунша, – сказал он. – Я человек холостой; у меня чай дурной, но ром должен быть порядочный. Ферапонт Григорьич, сделайте одолжение.

– Нет-с, благодарю; я не пью пуншу, – отвечал Ферапонт Григорьич. – «Нет, брат, не надуешь, – думал он сам про себя, – ты, пожалуй, напоишь, да и обделаешь. Этакий здесь народец, – продолжал рассуждать сам с собою помещик, осматривая гостей, – какие у всех рожи-то нечеловеческие: образина на образине! Хозяин лучше всех с лица: хват малый; только, должно быть, страшная плутина!» Другие гости не отказались, подобно Ферапонту Григорьичу; они все сделали себе по пуншу и принялись пить.

Хозаров, как человек порядочного тона, начал чувствовать скуку в подобном обществе; с досады на себя, что ни с того ни с сего затеял подобный глупый зов, он и сам решился пить и спросил себе пуншу. Чрез несколько минут стаканы были пусты, по окончании которых почти у всех явилось желание покурить. Довольно полный комплект хозяйских чубуков мгновенно был разобран, и комната в несколько минут наполнилась непроницаемым дымом. Между тем распорядительная Татьяна Ивановна поднесла гостям новый пунш, который тоже был принят всеми, и даже Ферапонт Григорьич соблазнился и решился выпить с ромашкой. Сам хозяин тоже не отставал от гостей. Разговор оживился.

Черноволосая личность подошла к Хозарову и просила составить для него и для беловолосого приятеля партию в преферанс. Хозаров, с своей стороны, был готов, но только не отыскалось третьего партнера. Сибарит начал ходить по комнате и мурлыкать какую-то песню. Ферапонт Григорьич тоже оживился и, подозвав к себе своего Ваньку, велел подать себе еще пуншу. Но неусыпная девица Замшева видела и замечала все: она сама, в собственных руках, поднесла старому милашке стакан с крепчайшим пуншем, оделя таковым же и прочую компанию. Все сделались неимоверно живы и веселы; все закурили и заговорили, даже музыкант начал что-то нашептывать на ухо Татьяне Ивановне. Хозаров тоже заметно подгулял.

– Господа! – сказал он, вставая с своего места. – Я вам очень обязан за сегодняшнее посещение и надеюсь, что с этого дня могу вас считать своими товарищами.

– Идет! – отвечал Ферапонт Григорьич, уже окончательно переменивший свое мнение о Хозарове.

– Конечно, можете, – отвечали все в один голос.

– Господа! Я, может быть, на днях буду иметь нужду в вашей помощи, потому что думаю увезти девушку, и вас, как товарищей, буду просить помочь мне.

– Браво!.. – закричал сибарит, оканчивая уже третий стакан.

– Я готов, – заметил разговорившийся музыкант, который, по расположению Татьяны Ивановны, справлялся уже с пятым стаканом.

– Пожалуй, – проговорили вместе две неопределенные личности.

– Ну, знаете, я бы и готов, но ведь, мне быть… – сказал Ферапонт Григорьич.

– Я не смею вас и беспокоить. Вы женатый человек, а все женатые для меня священные особы: они неприкосновенны! Но дело в том, что я в одну прекрасную лунную ночь… – На этом слове Хозаров остановился, потому что в комнату вбежала Татьяна Ивановна.

– Антон Федотыч, – сказала она.

– Бога ради, господа, ни слова о том, что я говорил! Это отец моей невесты.

Едва успел проговорить эти слова хозяин, как в дверях нумера, сквозь табачный дым, обрисовалась колоссальная фигура Антона Федотыча.

– Фу! Как накурено, – сказал гость, – видно, что кавалерийская компания. Здравия желаем, – проговорил он, подходя к хозяину. – Мое почтение, господа, – продолжал он, раскланиваясь с гостями. – Очень рад, что имел удовольствие застать вас дома и, как вижу, в таком приятном обществе.

– Очень рад, мой драгоценнейший Антон Федотыч, – проговорил хозяин. – Прошу садиться. Не прикажете ли трубки… пуншу?

– Трубки и пуншу, то есть того и другого… можно-с… – произнес Ступицын. – Извините, – прибавил он, немного задев музыканта, который с большим любопытством осматривал нового гостя и вертелся около него.

– Иван! Трубки и пуншу сюда! – сказал хозяин. – Позвольте мне вам представить: Ферапонт Григорьич Телятин!.. Антон Федотыч Ступицын!.. – проговорил хозяин, желая познакомить двух помещиков.

– Очень приятно, – сказал Ступицын.

– Весьма рад вашему знакомству, – отвечал Телятин; и оба они поместились на диване.

Антону Федотычу сейчас были предоставлены и трубка и пунш; но он на этот раз был несколько странен, потому что, вместо того чтобы приняться за пунш и войти в разговоры с Ферапонтом Григорьичем, он встал, кивнул как-то таинственно головою хозяину и вышел из комнаты. Хозаров, разумеется, тотчас же последовал за ним.

– Извините меня, – сказал Ступицын, – я имею к вам маленький секрет: я слышал – на днях вы делали честь моей младшей дочери, и жена моя ничего вам не сказала окончательного. Я, конечно, как только узнал, тотчас все это решил. Теперь она сама пишет к вам и просит вас завтрашний день пожаловать к нам… – С этими словами Ступицын подал Хозарову записку Катерины Архиповны, который, прочитав ее, бросился обнимать будущего тестя.

– Вам бы надобно было действовать не так, – говорил Ступицын, – вам бы прямо тогда же сказать мне; я бы сделал это сейчас; но ведь, знаете, они – женщины, очень мнительны, боятся и сомневаются во всяких пустяках.

– Антон Федотыч! – начал с чувством Хозаров. – Я не могу теперь вам выразить, как я счастлив и как одолжен вами; а могу только просить вас выпить у меня шампанского. Сегодня я этим господам делаю вечерок; хочется их немного потешить: нельзя!.. Люди очень добрые, но бедные… Живут без всякого почти развлечения… наша почти обязанность – людей с состоянием – доставлять удовольствия этим беднякам.